Неточные совпадения
Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал
замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой
большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками.
Иногда,
большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный ужас; лицо ее принимало выражение мертвенное и дикое; она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом к
замку, ее глухие рыдания.
Проехав множество улиц,
замков, домов, я выехал в другие ворота крепости, ко взморью, и успел составить только пока заключение, что испанский город — город
большой, город сонный и город очень опрятный. Едучи туда, я думал, правду сказать, что на меня повеет дух падшей, обедневшей державы, что я увижу запустение, отсутствие строгости, порядка — словом, поэзию разорения, но меня удивил вид благоустроенности, чистоты: везде видны следы заботливости, даже обилия.
Когда загремел
замок, и Маслову впустили в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять ходить своими
большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка, — продолжал он, подходя к двери и щупая
замок, — еще
большего достойна удивления.
Каждый раз он долго подбирал ключ к
замку библиотечной двери, потом звонко щелкал и открывал вход в
большую комнату, уставленную по стенам огромными шкафами.
Тут были изломанные
замки, краденый самовар, топор с ржавыми пятнами крови на лезвии, узлы с носильным платьем,
большие болотные сапоги и две охотничьи двустволки.
Прошло после свадьбы не
больше месяца, как по городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла в комнату, он лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было в полной сохранности,
замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин ел за час до смерти уху.
Скоро он попросил постояльцев очистить квартиру, а когда они уехали — привез откуда-то два воза разной мебели, расставил их в передних комнатах и запер
большим висячим
замком...
Тоже иногда в полдень, когда зайдешь куда-нибудь в горы, станешь один посредине горы, кругом сосны, старые,
большие, смолистые; вверху на скале старый
замок средневековый, развалины; наша деревенька далеко внизу, чуть видна; солнце яркое, небо голубое, тишина страшная.
А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои
большие шаровары и тащит оттуда ружейную отвертку. Англичане говорят: «Это не отворяется», а он, внимания не обращая, ну
замок ковырять. Повернул раз, повернул два —
замок и вынулся. Платов показывает государю собачку, а там на самом сугибе сделана русская надпись: «Иван Москвин во граде Туле».
Находившись, по обязанности, в частом соприкосновении с этим темным и безотрадным миром, в котором, кажется, самая идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда не мог свыкнуться с ним, никогда не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах
замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в сущности, они по
большей части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость форм, в которые насильственно втиснута здесь жизнь, давит и томит душу.
— А что, Яков Васильич, теперь у вас время свободное, а лето жаркое, в городе душно, пыльно: не подарите ли вы нас этим месяцем и не погостите ли у меня в деревне? Нам доставили бы вы этим
большое удовольствие, а себе, может быть, маленькое развлечение. У меня местоположение порядочное, есть тоже садишко, кое-какая речонка, а кстати вот mademoiselle Полина с своей мамашей будут жить по соседству от нас, в своем
замке…
Я вошел. Дверь заперлась, лязгнул
замок, и щелкнул ключ. Мебель состояла из двух составленных рядом скамеек с огромным еловым поленом, исправляющим должность подушки. У двери закута была высока, а к окну спускалась крыша. Посредине, четырехугольником, обыкновенное слуховое окно, но с железной решеткой. После треволнений и сытного завтрака мне первым делом хотелось спать и ровно ничего
больше. «Утро вечера мудренее!» — подумал я засыпая.
Из
больших кусков пробки построены горы, пещеры, Вифлеем и причудливые
замки на вершинах гор; змеею вьется дорога по склонам; на полянах — стада овец и коз; сверкают водопады из стекла; группы пастухов смотрят в небо, где пылает золотая звезда, летят ангелы, указывая одною рукой на путеводную звезду, а другой — в пещеру, где приютились богоматерь, Иосиф и лежит Младенец, подняв руки в небеса.
Я бы, кажется, имела основание уподобить состояние бабушки с состоянием известной сверстницы Августа Саксонского, графини Кόзель, когда ее заключили в
замке. Обе они были женщины умные и с
большими характерами, и обе обречены на одиночество, и обе стали анализировать свою религию, но Кόзель оторвала от своей Библии и выбросила в ров Новый Завет, а бабушка это одно именно для себя только и выбрала и лишь это одно сохранила и все еще добивалась, где тут материк?
Вышли.В двери — Лиза, в руках ее — поднос, на нем несколько штук разнообразных
замков. За нею — Прохор Xрапов с
большим амбарным
замком в руке.
Приступил к важной и таинственной работе. Стеклянным колпаком накрыл микроскоп. На синеватом пламени горелки расплавил кусок сургуча и края колокола припечатал к столу, а на сургучных пятнах оттиснул свой
большой палец. Газ потушил, вышел и дверь кабинета запер на английский
замок.
Вот, испытав
замки дверей,
С гремучей связкою ключей
К калитке сторож подошел
И взоры на небо возвел:
«А завтра быть грозе
большой!
Добро бы был при месте
большом, женой обладал, детей поразвел; добро б его там под суд какой ни на есть притянули; а то ведь и человек совсем дрянь, с одним сундуком и с немецким
замком; лежал с лишком двадцать лет за ширмами, молчал, свету и горя не знал, скопидомничал, и вдруг вздумалось теперь человеку, с пошлого, с праздного слова какого-нибудь, совсем перевернуть себе голову, совсем забояться о том, что на свете вдруг стало жить тяжело…
В последний вечер перед днем погребения к панихиде в церковь ожидалось посещение самых важных лиц, а потому, кроме людей, живших в
замке, был
большой съезд из города.
Покойника не вносили в церковь
замка, потому что он был лютеранин: тело стояло в
большой траурной зале генеральской квартиры, и здесь было учреждено кадетское дежурство, а в церкви служились, по православному установлению панихиды.
—
Большой провинности не было, — хмурясь и нехотя отвечал Чапурин, — а покрепче держать ее не мешает… Берегись беды, пока нет ее, придет, ни
замками, ни запорами тогда не поможешь… Видишь ли что? — продолжал он, понизив голос. — Да смотри, чтоб слова мои не в пронос были.
Добро бы был при месте
большом, женой обладал, детей поразвел; добро б его там под суд какой ни есть притянули; а то ведь и человек совсем дрянь, с одним сундуком и с немецким
замком, лежал с лишком двадцать лет за ширмами, молчал, свету и горя не знал, скопидомничал, и вдруг вздумалось теперь человеку, с пошлого, праздного слова какого-нибудь, совсем перевернуть себе голову, совсем забояться о том, что на свете вдруг стало жить тяжело…
— Под
большим американским
замком, которого невозможно ни отпереть без ключа, ни сбить, не разорив двери.
— Где?.. А, вы сомневаетесь!.. Я скажу вам где! Хоть бы в Варшаве… Боже мой!.. Как сейчас помню… это было только семь месяцев назад… На Зигмунтовой площади, пред
замком, стояли тысячи народа… Я тут же, в одном из домов, глядела с балкона… Вечер уж был, темно становилось; солдаты ваши стояли против народа; в этот день они наш крест изломали… и вдруг раздались выстрелы… Помню только какой-то глухой удар и
больше ничего, потому что упала замертво.
Приказчики разгоняли их, дубася по чем попало железными
замками, звали полицейских офицеров и солдат; но те и сами не знали, в какую им сторону идти и брать ли этих господ, от которых хотя и припахивало водкой, но которые по
большей части одеты были прилично, называли себя дворянами или чиновниками и с примерным бескорыстием усердствовали в разбитии дверей тех лавок, хозяева которых не успевали вовремя явиться на место.
— Джаным голубушка! Нина яхонтовая! — тараторила она, спеша и волнуясь, — вставай, солнышко! Вставай, бирюзовая! Новость!
Большая,
большая новость! По берегу Терека всадник скачет! Начальник!.. Прямо сюда!.. Прямо к
замку! Спеши к окну, хорошенькая джаным!
Теперь мы шли по
большому сумрачному двору, где то и дело встречались полуразвалившиеся постройки — сараи, погреба и конюшни. Когда-то, очень давно, должно быть, он процветал, этот двор, вместе с
замком моей бабушки, но сейчас слишком наглядная печать запустения лежала на всем. Чем-то могильным, нежилым и угрюмым веяло от этих сырых, заплесневелых стен, от мрачного главного здания, смотревшего на меня единственным, как у циклопа, глазом, вернее, единственным огоньком, мелькавшим в крайнем окне.
Плетня, однако же, парни не тронули; следа бы не оставить после себя, а перелезли через него, благо ни души нигде не было, обошли палатку кругом и видят, что без
большого шума нельзя через дверь в нее попасть, дверь двойного железа, на ней три
замка.
— Никаких, кроме ее любви. Единственная цель моя состояла в том, чтобы сделаться ее мужем. Об ее происхождении я никогда ничего не думал и никаких воздушных
замков не строил. Я желал только любви ее и
больше ничего. Если б и теперь выдали ее за меня замуж, хоть даже без всякого приданого, я бы счел себя счастливейшим человеком в мире.
Было время, когда кассиры грабили и наше Общество. Страшно вспомнить! Они не обкрадывали, а буквально вылизывали нашу бедную кассу. Наутро нашей кассы было обито зеленым бархатом — и бархат украли. А один так увлекся, что вместе с деньгами утащил
замок и крышку. За последние пять лет у нас перебывало девять кассиров, и все девять шлют нам теперь в
большие праздники из Красноярска свои визитные карточки. Все девять!
В женском клубе, на торжествах в
замке Софийского острова, на парадном спектакле, где композитор Сметана сам дирижировал своей оперой"Проданная невеста", — всюду нам, русским, оказывали
большое внимание.
То сзади что-нибудь упадет и затрещит, то хлопают дверью, то слышится щелк
замка, то гул раздается с
большой площадки, где толпа требует входа, а"суб"с сторожами не пускают.
В пятой сцене четвертого действия, у
замка Глостера, Регана разговаривает с Освальдом, дворецким Гонерилы, который везет письмо Гонерилы к Эдмунду, и объявляет ему, что она тоже любит Эдмунда, и так как она вдова, то ей лучше выйти за него замуж, чем Гонериле, и просит Освальда внушить это сестре. Кроме того, она говорит ему, что было очень неразумно ослепить Глостера и оставить его живым, и потому советует Освальду, если он встретит Глостера, убить его, обещая ему за это
большую награду.
Михайловский
замок окружала каменная стена вышиною в сажень; к
замку от
Большой Садовой вели три липовые и березовые аллеи, посаженные еще при императрице Анне; каждая из них упиралась в железные ворота, украшенные императорскими вензелями.
Господский дом стоял в начале XVIII столетия на том самом месте, где он стоит ныне, именно против развалин
замка, разделенный с ними обширным двором и обращенный главным фасом в поле, и вообще построен был без
большого уважения к архитектуре, по вечно однообразному плану немецких сельских и городских домов.
Через несколько дней после завтрака, в то время, как все общество разбрелось, кто в курильную, кто в библиотеку, а кто и в парк, дамы же
большею частью пошли в свои комнаты, чтобы поправить свой туалет, Савин совершенно неожиданно очутился вдвоем с Лили в одной из гостиных
замка.
С торжественным лицом явился Вульф к Глику и застал его в
больших трудах. Он высиживал речь, которую хотел произнесть перед русским военачальником, когда последует сдача
замка. Госпожа Вульф в глубокой задумчивости сидела неподалеку от него.
— Это ладанка с зельем, — ответил пленник. — А почему теперь я весь отдаюсь вам, когда узнаете, то еще более уверитесь во мне. Собирайтесь
большой дружиной, я поведу вас на земляков. Теперь у них дело в самом разгаре, берут они наповал
замки ваши, кормят ими русский огонь; а
замок Гельмст у них всегда как бельмо на глазу, только и речей, что про него. Спешите, разговаривать некогда. Собирайтесь скорей, да приударим… Я говорю, что поведу вас прямо на них, или же срубите мне с плеч голову.
Сентиментальная дева дочитывала, для
большего эффекта вблизи развалин
замка, презанимательный рыцарский роман, в котором описывались приключения двух любовников, заброшенных — один в Палестину, другой — в Лапландию и наконец с помощью карлы, астролога и волшебницы соединенных вечными узами на острове Св.
— Благородный рыцарь, господин повелитель мой, владетельный рыцарь Роберт Бернгард послал меня успокоить вас. Русские вчера обманули стражу нашу и вошли в
замок в нашей одежде. Их немного, всего одиннадцать человек. Господин мой с рейтарами уже окружил их гораздо
большим числом и просит вас не препятствовать ему в битве, хотя они упорно защищаются, но он один надеется управиться с ними, — сказал рыцарям вошедший оруженосец.
В начале апреля прибыли к Суворову орудия
большого калибра и была возведена скрытно от неприятеля брешь-батарея. Она обрушила часть стены у ворот, пробила брешь и произвела в
замке несколько пожаров; польский инженер окончил тем временем минные галереи.
Латыши, чухны проводят обыкновенно унылую, тихую жизнь в дикой глуши, между гор и в лесах, в разрозненных, далеко одна от другой, хижинах, вдали от
больших дорог и мыз, будто и теперь грозится на них привидение феодализма с развалин своих
замков.
Вокруг
замка, по склону довольно крутого берега, был раскинут тенистый, очень обширный парк, облегавший
замок со всех сторон, так что, подъезжая к нему ближе, въезжаешь в самый парк и едешь в продолжение четверти часа по широкой шоссированной дороге, ведущей прямо к главному фасаду
замка, выходящему на
большой усыпанный песком двор.
Взгляд любви на девушку, поклон баронессе Эренштейн (так звали владетельницу бедного
замка), мокрую шляпу и
большие рукавицы с раструбами в ноги к своей любезной, рог с плеч долой, и начал расстегивать лосиную броню, ограждавшую грудь его.
После крестин Гладких приказал наглухо заколотить избу Егора Никифорова. Дверь запер
большим висячим
замком, и ключ от него взял к себе.
— Это ладанка с зельем, — ответил пленник. — А почему теперь я весь отдаюсь вам, когда узнаете, то еще более уверитесь во мне. Собирайтесь
большой дружиной, я поведу вас на земляков. Теперь у них дело в самом разгаре, берут они наповал
замки ваши, кормят ими русский огонь; а
замок Гельмст у них всегда, как бельмо на глазу, только и речей про него. Спешите, разговаривать некогда. Собирайтесь скорей, да приударим… Я говорю, что поведу вас прямо на них, или же срубите мне с плеч голову.
Затем принц сам принял депутацию в своем
замке Эбенталь, близ Вены, где Стоилов произвел на него своей патриотической речью глубокое впечатление, так что с этого времени принц стал иметь
большое доверие к этому искусному оратору и государственному человеку.
— Линия карош, mein Kindchen [Мое дитятко (нем.).], прямо в Лифлянды! Добре, очень добре! много денех, богата
замок; дом такой
большой! О! пожив будет велик! мой не забудь тогда, голубчик!